Подсказка Удава:
"Дзэн в поэзии покоится и резвится"
Читая Лао-цзы
«Кто говорит — ничего не знает,
Знающий — тот молчит».
Эти слова — от людей я слышал —
Лаоцзы сам сказал.
Но если так, и философ Лао
Именно тот, кто знал, —
Как получилось, что он составил
Книгу в пять тысяч слов?
На берегу пруда
1
Сегодня я строю
Беседку на запад от пруда.
Еще расчищаю
Я лес на восток от него.
А что я задумал,
То людям пока неизвестно:
Хочу приготовить
Местечко для встречи луны.
2
Ножом подрезаю
Я чащу густую бамбука:
Чем меньше бамбука,
Тем больше проносится ветра.
А что я задумал,
То людям пока непонятно:
Мне хочется сделать,
Чтоб волны гуляли по пруду.
Днём лежу в постели
Я обнял подушку —
Ни слова, ни звука, молчу.
А в спальне пустой
Ни души, я один с тишиною.
Кто знает о том,
Что весь день напролет я лежу?
Я вовсе не болен,
И спать мне не хочется тоже.
Жду ночного гостя — он не приходит
Дождь моросит, и кидается ветер.
Занавес стар и измочен.
Чёток бамбук, сосны тьмою укрыты.
Пламя светильника тускло.
Гость мой ко мне ночевать не приходит,
Стужи и мрака боится.
Так и стоит мной налитая чаша
Рядом с беззвучною лютней.
Старость весной
Я хочу не отстать от людей молодых,
Через силу гуляю весной.
Но я чувствую сам, что и ветер и свет
Не подвластны мне больше теперь.
На экранах, где пляшут и песни поют,
И на ширмах, средь пышных цветов,
Разве было когда, чтобы кто рисовал
Человека с седой головой?
Спрашиваю у друга
Посадил орхидею,
но полыни я не сажал.
Родилась орхидея,
рядом с ней родилась полынь.
Неокрепшие корни
так сплелись, что вместе растут.
Вот и стебли и листья
появились уже на свет.
И душистые стебли,
и пахучей травы листы
С каждым днем, с каждой ночью
набираются больше сил.
Мне бы выполоть зелье, —
орхидею боюсь задеть.
Мне б полить орхидею, —
напоить я боюсь полынь.
Так мою орхидею
не могу я полить водой.
Так траву эту злую
не могу я выдернуть вон.
Я в раздумье: мне трудно
одному решенье найти.
Ты не знаешь ли, друг мой,
как в несчастье моем мне быть?
Холодная ночь на женской половине
Вот полночь уже.
Постель моя холодна.
Я сплю без него,
и нет даже сил привстать.
Душистый огонь
в курильнице отгорел,
И слезы в платке
застыли прозрачным льдом.
Боясь потерять
и тень, что всегда со мной,
Я всю эту ночь
не буду гасить фонарь.
В жестокую стужу в деревне
В год восьмой,
в двенадцатый зимний месяц,
В пятый день
сыплет и сыплет снег.
Кипарис и бамбук
замирают в садах и рощах.
Как же вытерпят стужу
те, кто раздет и бос?
Обернулся, гляжу —
в этой маленькой деревеньке
На каждый десяток
восемь-девять дворов в нужде.
А северный ветер,
как меч боевой, отточен,
И ни холст, ни вата
не прикроют озябших тел.
Только греются тем,
что жгут в лачугах репейник
И печально сидят
всю ночь, дожидаясь дня.
Кто же не знает,
что в год, когда стужа злее,
У бедного пахаря
больше всего невзгод.
А взгляну на себя —
я в это самое время
В домике тихом
затворяю наглухо дверь.
Толстым халатом
накрываю шелк одеяла.
Сяду ли, лягу —
вволю теплом согрет.
К счастью, меня
миновали мороз и голод.
Мне также неведом
на пашне тяжелый труд.
Но вспомню о тех,
и мне становится стыдно:
Могу ль я ответить —
за что я счастливей их?
Дракон черной пучины
Против лихоимцев-чиновников
В чёрной пучине вода глубока,
и цветом она как тушь.
Говорят, в ней живёт священный дракон,
которого не видел никто.
И дом воздвигли над самой водой -
устроили храм дракону.
Дракон не может быть божеством -
таким его сделали люди.
Война, недород, наводненье, засуха,
мор или злой недуг -
В сёлах всегда говорят одно, -
что это принёс дракон.
Крестьяне ему отдают свиней
и льют в его честь вино,
А утром и к ночи дракону мольбу
за них возносят жрецы...
И вот приходит, приходит бог -
ветер порывами бьёт.
Бумажные деньги летят, летят,
колышется шёлк зонтов.
Когда уходит, уходит бог -
тогда утихает и ветер.
Гаснет, гаснет курений огонь,
стынут блюда и чаши.
Мясо горой лежит на прибрежных камнях.
Капли вина блестят на траве перед храмом.
Не знаю - на долю бога-дракона
придётся ли что отсюда,
Но мыши лесные и горные лисы
пьяны всегда и сыты.
За что это счастье лисам
и чем провинились свиньи?
Сколько уж лет, как режут свиней,
чтоб ими кормились лисы.
О том, что лисы за бога-дракона
пожирают его свиней,
Покрытый воды девятью слоями
знает дракон иль нет?
Перевод Льва Залмановича Эйдлина