Зал поэтов: Тао Юаньмин (365-427)
Подсказка Удава:
"Дзэн в поэзии покоится и резвится"
За вином
Я жил в свободе от службы и радовался немногому,
да к тому же и ночи стали уже длиннее,
и если вдруг находил я славное вино,
то не было вечера, чтоб я не пил.
Лишь с тенью, один, осушал я чарку
и так незаметно для себя хмелел.
А после того, как я напивался,
я тут же сочинял несколько строк
и развлекал себя этим.
Бумаги и туши извёл я немало,
но в расположении стихов недоставало порядка,
и тогда позвал я доброго друга, чтобы он записал их
для общей радости нашей и для веселья.
***
Я поставил свой дом
в самой гуще людских жилищ,
Но минует его
стук повозок и топот коней.
Вы хотите узнать,
отчего это может быть?
Вдаль умчишься душой,
и земля отойдет сама.
Хризантему сорвал
под восточной оградой в саду,
И мой взор в вышине
встретил склоны Южной горы.
Очертанья горы
так прекрасны в закатный час,
Когда птицы над ней
чередою летят домой!
В этом всем для меня
заключен настоящий смысл.
Я хочу рассказать,
и уже я забыл слова...
***
Скоро тысячелетье,
как заброшен путь правды, дао:
Люди, люди обычно
слишком любят свои заботы.
Вот вино перед ними,
им его не хочется выпить:
Привлекает их только
в человеческом мире слава...
Почему наше тело
мы считаем столь драгоценным,
Не по той ли причине,
что живём лишь однажды в жизни!
Но и жизнь человека
сколько может на свете длиться?
Пронесётся внезапно,
как сверканье молнии быстрой...
Безрассудно, лениво
обращаясь с недолгим веком,
Так себя ограничив,
что они совершить способны!
***
Всюду мечется-бьётся
потерявшая стаю птица.
Надвигается вечер,
всё летает она одна.
Тут и там она ищет
и пристанища не находит.
Ночь сменяется ночью,
и тревожнее птичий крик.
И пронзительней зовы,
обращённые к чистой дали.
Вновь мелькнёт, вновь исчезнет -
как сильна по друзьям тоска!
Долетела до места,
где сосна растёт одиноко.
Вот и крылья сложила,
завершив далёкий свой путь...
Зимний ветер свирепый
не щадит цветущих деревьев.
К этой сени зелёной,
только к ней не приходит смерть.
И доверилась птица
обретённому здесь уюту,
И на тысячелетье
неразлучна она с сосной!
***
Зелёною сосною
приметен восточный сад.
В нём травы, толпясь,
заслоняют её красоту.
Сгустившийся иней
растенья другие убил.
По-прежнему вижу я
свежесть высоких ветвей.
Средь частых деревьев
сосне затеряться легко.
Одна-одинока,
она восхищает всех.
Повесил кувшин
на застылую ветку сосны.
Гляжу, отойдя, -
и любуюсь опять на неё..
И так наша жизнь -
мимолетный и призрачный сон.
К чему же вязать себя
путами суетных дел?
***
Забрезжило утро, -
я слышу, стучатся в дверь.
Кой-как я оделся
и сам отворять бегу.
«Кто там?» - говорю я.
Кто мог в эту рань прийти?
Старик хлебопашец,
исполненный добрых чувств.
Принес издалёка
вино - угостить меня.
Его беспокоит
мой с нынешним веком разлад:
«Ты в рубище жалком
под кровлей худою живешь,
Но только ли в этом
судьбы высокий удел!
Повсюду на свете
поддакивающие в чести.
Хочу, государь мой,
чтоб с грязью мирской ты плыл!»
«Я очень растроган
участьем твоим, отец,
Но я по природе
согласья и не ищу.
Сторонкой объехать
пусть даже немудрено,
Предав свою правду,
я что ж, не собьюсь с пути?
Так сядем покамест
и долг отдадим вину.
Мою колесницу
нельзя повернуть назад!"
***
Вот бывают же люди, -
даже в доме одном живут, -
Что принять, что отбросить -
нет единства у них ни в чём.
Скажем, некий ученый
в одиночестве вечно пьян.
Или деятель некий
круглый год непрестанно трезв.
Эти трезвый и пьяный
вызывают друг в друге смех
Друг у друга ни слова
не умеют они понять.
В рамках узости трезвой
человек безнадежно глуп.
Он в наитье свободном
приближается к мудрецам.
И стихи обращаю
я к тому, кто уже хмельной:
Лишь закатится солнце,
пусть немедля свечу берёт!
***
Старинным друзьям
приятен мой взгляд на жизнь.
Кувшин захватив,
толпою они пришли.
Как в древней стране,
расселись мы под сосной,
Налили не раз -
и снова пьяны уже.
Крестьяне-отцы
без умолку говорят,
И чарку мы пьём,
порядок всякий презрев.
Забыли про всё,
не знаем себя самих,
И знать ли теперь
нам ценность вещей вокруг?
И где-то вдали
затерян конец пути...
В кувшине вина
глубокий таится вкус!
***
Орхидея простая
родилась перед входом в дом.
Скрытый запах душистый
только чистого ветра ждет.
Стоит чистому ветру
неожиданно налететь,
Вмиг она узнаётся
средь полыни, меж трав других..
Я скитался, скитался,
потерял свой давнишний путь.
Правде дао доверясь,
может быть, я его найду.
С пробужденным сознаньем
не вернуться я не могу:
«Вce настигнуты птицы -
и становится лишним лук».
Вторю стихам Чжубу Го
Густо-густо разросся
лес пред самою дверью дома.
Когда лето в разгаре,
сберегает он чистый сумрак.
Южный радостный ветер
в это время как раз приходит,
И бесчинствует всюду,
и распахивает мой ворот.
Я нигде не бываю, —
выйду так, полежать без дела,
Или сяду спокойно
и за цинь возьмусь, и за книгу.
Овощей в огороде
у меня изобилье всяких,
Да и старого хлеба
остаются еще запасы.
О себе все заботы
ограничены ведь пределом,
Мне же больше, чем надо,
никогда не хотелось в жизни.
Винный рис я очищу
и вино на славу готовлю,
А поспеет, и сразу
сам себе его наливаю.
Сын мой, маленький мальчик,
здесь же, рядом со мной, играет.
Он мне что-то лепечет,
а сказать еще не умеет.
И во всем этом вместе
есть, по правде, такая радость,
Что уже я невольно
о роскошной забыл булавке…
И в далекие дали
провожая белые тучи,
Я в раздумьях о древнем;
о, раздумья мои глубоки!
***
Теплотою и влагой
три весенние срока славны
И чиста и прохладна
та, что белой зовётся, осень.
Когда росы застынут
и кочующих туч не станет,
Когда небо высоко
и бодрящий воздух прозрачен,
Как причудливо-странны
воздымаются ввысь вершины,
Стоит только вглядеться -
удивительно, неповторимо!
Хризантемой душистой
просветляется темень леса.
Хвоей сосен зелёной,
словно шапкой, накрыты горы.
Размышляю об этом
целомудренном и прекрасном,
Чья открытая доблесть
и под инеем нерушима,
И за винною чарой
об отшельнике древнем думы:
Будет тысячелетье,
как твоих мы держимся правил.
Но пока в моей жизни
неразвёрнутые стремленья...
Чувства, чувства такие
в «добрый месяц» меня тревожат.
Вторю стихам чайсанского Лю
Горы и воды
давно меня призывали.
Но почему же
я долго так колебался?
В этом виною
друзья мои и родные:
Жалко мне было
сказать о разлуке с ними...
Ясное утро
сошлось с необычным чувством.
Взял я мой посох,-
и к западной хижине снова.
Глушью безлюдной
прошёл, никого не увидев,
Только всё время
пустые встречая жилища...
Ветхую кровлю
уже я настлал травою.
Новое поле
опять пора обработать.
Ветер ущелий
приносит с востока свежесть.
Чарка весенняя
снимет усталость и голод.
(Слабенькой девочке
рад хоть не так, как сыну,
Всё же утешит,-
совсем без детей ведь хуже...)
Ах, неспокойны
дела в суетливом мире.
Годы и луны
меня от них отдаляют.
Пашни и прялки
мне хватит для нужд насущных.
Большего в жизни,
по мне, ничего не надо:
Время промчится,
и через одно столетье
Тело и имя -
в тени сокроются оба!
В ответ на стихи чайсанского Лю
И бедно живу,
и мало с миром общаюсь.
Не помню порой,
сменилось ли время года.
Пустынный мой двор
покрыт опавшей листвою.
Я, с грустью взглянув,
узнал, что осень настала.
Подсолнечник вновь
расцвёл у северных окон.
Колосья уже
созрели на южном поле.
Мне как же теперь
не радоваться на это:
Уверен ли я,
что будущий год наступит?
Жену я зову,
детей мы берём с собою
И в добрый к нам день
гулять далеко уходим.
Отвечаю цанъцзюню Пану
Когда Пан служил цанъцзюнем у Вэйского цзюня
и был послан из Цзянлина в столицу, он, проезжая
через Сюнъян, подарил мне стихи
I
За дверью из грубо
сколоченных досок
И цинь у меня,
и для чтения книги.
Стихи я пою,
я играю на цине,
Что главною стало
моею утехой.
А разве лишен
я других наслаждений?
Еще моя радость
и в уединенье:
Я утром с зарей
огород поливаю,
А к ночи ложусь
под соломенной кровлей.
II
Что мнится иному
сокровищем дивным,
Порою для нас
вовсе не драгоценность.
И если мы с кем-то
не равных стремлений,
Способны ли с ним
быть мы родственно-близки?
Я в жизни искал
задушевного друга
И вправду же встретил
того, кто мне дорог.
И сердце приветно
сливается с сердцем,
Уже и домами
соседствуем тоже.
III
Теперь я скажу
о тебе, кто мне дорог,
Кто любит добро
и усердия полон.
Вино у меня
превосходное было,
Но только с тобою
в нём радость вкушал я.
За ним говорились
приятные речи,
За ним сочинялись
и новые строки.
Бывало, лишь день
я тебя не увижу,-
Как мог в этот день
о тебе я не думать!
IV
Хоть истинный друг
никогда не наскучит,
А всё ж наступило
нам время расстаться.
Тебя проводив
от ворот на дорогу,
Я чарку пригубил
без всякой охоты.
О, нас разлучившая
служба в Цзянлине!
О, скрытые далью
на западе тучи!
И вот человек
уезжает далёко...
Разумную речь
от кого я услышу?
V
В тот раз, когда я
распростился с тобою,
Весенние иволги
только запели.
Сегодня, когда
мы встречаемся снова,
Снег мокрыми хлопьями
падает с неба.
Всесильный дафань
дал тебе повеленье
На должность сановную
ехать в столицу.
Ты разве забыл
тишины безмятежность?
Да нет, это служба
не знает покоя!
VI
Печально-печально
холодное утро.
Шумит и шумит
нескончаемый ветер...
Вперёд понеслась
государева лодка,
И где-то качает
её над пучиной.
Да будет удача
в делах твоих, странник!
В начале пути
о конце позаботься.
Воспользуйся всеми
удобными днями
И побереги
себя в дальней дороге.
Возвратился к садам и полям
С самой юности чужды
мне созвучия шумного мира,
От рожденья люблю я
этих гор и холмов простоту.
Я попал по ошибке
в пылью жизни покрытые сети,
В суету их мирскую -
мне исполнилось тридцать тогда.
Даже птица в неволе
затоскует по старому лесу,
Даже рыба в запруде
не забудет родного ручья.
Целину распахал я
на далёкой окраине южной,
Верный страсти немудрой,
воротился к садам и полям.
Вся усадьба составит
десять му или больше немногим,
Дом, соломою крытый,
восемь-девять покоев вместит.
Ива с вязом в соседстве
тень за домом па крышу бросают,
Слива с персиком рядом
вход в мой дом закрывают листвой.
Где-то в далях туманных
утопают людские селенья,
Томной мягкой завесой
расстилается дым деревень.
Громко лает собака
в глубине переулка глухого,
И петух распевает
среди веток, на тут взгромоздись.
Во дворе, как и в доме,
ни пылинки от внешнего мира,
Пустота моих комнат
бережёт тишину и покой.
Как я долго, однако,
прожил узником в запертой клетке
И теперь лишь обратно
к первозданной свободе пришёл.
***
Здесь, в глуши деревенской,
дел мирских человеческих мало:
Переулок убогий
чуть тревожат повозка и конь.
Белый день наступает,
и терновую дверь затворяю,
Чтоб в жилище пустое
не проникла житейская мысль.
Постоянно и снова
по извилистым улочкам узким,
Стену трав раздвигая,
мы проходим из дома и в дом.
И, встречая соседа,
мы не попусту судим да рядим,
Речь о тутах заводим,
как растёт конопля, говорим.
Конопля в моём поле
что ни день набирается силы;
Мной взрыхлённые земли
с каждым днём разрастаются вширь
Я все время в боязни
вдруг да иней, да снег на посевы -
И конец моим всходам,
и закроет всё дикий бурьян!
***
Вот бобы посадил я
на участке под Южной горою,
Буйно травы пробились,
робко тянутся всходы бобов.
Утром я поднимаюсь,
сорняки из земли вырываю,
К ночи выглянет месяц,
и с мотыгой спешу я домой.
Так узка здесь дорога,
так высоки здесь травы густые,
Что вечерние росы
заливают одежду мою.
Пусть промокнет одежда,
это тоже не стоит печали:
Я хочу одного лишь -
от желаний своих не уйти.
***
С давних пор так бывало -
ухожу я и в горы и к рекам,
Среди вольной природы
знаю радость лесов и равнин.
И беру я с собою
сыновей и племянников малых;
Сквозь кусты продираясь,
мы идём по пустынным местам.
И туда и обратно
мы проходим меж взгорьем и полем,
С сожаленьем взираем
на жилища старинных людей.
Очага и колодца
там следы во дворах сохранились,
Там бамбука и тута
полусгнившие видим стволы.
- Ты не знаешь,- спросил я
дровосека, рубившего хворост,-
Тех селений, в какие
эти люди отсюда ушли?
Дровосек распрямился,
поглядел на меня и ответил:
- Эти умерли люди,
их в живых уже нет никого...
«Поколенье другое -
с ним дворцы изменились и площадь».
Значит, слов этих старых
до сих пор ещё правда жива.
Значит, жизнь человека
состоит из игры превращений
И в конце её должен
возвратиться он в небытие.
***
Никого. И в печали
я иду, опираясь на палку,
Возвращаюсь неровной,
затерявшейся в чаще тропой.
А в ущелье, у речки
с неглубокой прозрачной водою,
Хорошо опуститься
и усталые ноги помыть...
Процедил осторожно
молодое випо, что поспело,
Есть и курица в доме -
и соседа я в гости зову.
Вечер. Спряталось солнце,
и сгущается в комнате сумрак.
В очаге моём хворост
запылал - нам свеча не нужна.
Так и радость приходит.
Я горюю, что ночь не продлить мне:
Вот опять с новым утром
появилась на небе заря.
Стихи о разном
В мире жизнь человека
не имеет корней глубоких.
Упорхнёт она, словно
над дорогой легкая пыль.
И развеется всюду,
вслед за ветром, кружась, умчится.
Так и я, здесь живущий,
не навеки в тело одет...
Опустились на землю -
и уже меж собой мы братья:
Так ли важно, чтоб были
кость от кости, от плоти плоть?
Обретённая радость
пусть заставит нас веселиться,-
Тем вином, что найдётся,
угостим соседей своих!
В жизни время расцвета
никогда не приходит снова,
Да и в день тот же самый
трудно дважды взойти заре.
Но теряя мгновенья,
вдохновим же себя усердьем,
Ибо годы и луны
человека не станут ждать!
***
К ночи бледное солнце
в вершинах западных тонет.
Белый месяц на смену
встаёт над восточной горой.
Далеко-далеко
на все тысячи ли сиянье.
Широко-широко
озаренье небесных пустот...
Появляется ветер,
влетает в комнаты дома,
И подушку с циновкой
он студит в полуночный час.
В том, что воздух другой,
чую смену времени года.
Оттого что не сплю,
нескончаемость ночи узнал.
Я хочу говорить -
никого, кто бы мне ответил.
Поднял чарку с вином
и зову сиротливую тень...
Дни - и луны за ними,-
покинув людей, уходят.
Так свои устремленья
я в жизнь претворить и не смог.
Лишь об этом подумал -
и боль меня охватила,
И уже до рассвета
ко мне не вернется покой!
***
Краски цветенья
нам трудно надолго сберечь.
День увяданья
отсрочить не может никто.
То, что когда-то,
как лотос весенний, цвело,
Стало сегодня
осенней коробкой семян...
Иней жестокий
покроет траву на полях.
Сникнет, иссохнет,
но вся не погибнет она!
Солнце с луною
опять совершают свой круг,
Мы же уходим,
и нет нам возврата к живым.
Сердце любовно
к прошедшим зовёт временам.
Вспомню об этом -
и всё оборвется внутри!
***
«Мыслью доблестный муж
устремлён за четыре моря»,
Я ж хочу одного -
чтобы старости вовсе не знать;
Чтоб родные мои
собрались под единой крышей,
Каждый сын мой и внук -
все друг другу спешили помочь:
Чтоб кувшин и струна
целый день пребывали со мною,
Чтобы в чаре моей
никогда не скудело вино;
Чтоб, ослабив кушак,
насладился я радостью полной,
И попозже вставал,
и пораньше ко сну отходил...
Ну, а что мне до тех,
кто живёт в современном мире,
Угль горящий и лёд
чью, враждуя, заполнили грудь?
Век свой кончат они
и вернутся под свод могильный,
И туда же уйдёт
их тревога о славе пустой!
***
Вспоминаю себя
полным сил в молодые годы.
Хоть и радости нет,
а бывал постоянно весел.
Неудержной мечтой
унесён за четыре моря,
Я на крыльях парил
и хотел далеко умчаться.
Чередой, не спеша
исчезали лета и луны.
Те желанья мои
понемногу ушли за ними.
Вот и радость уже
не приносит с собой веселья:
Непрестанно теперь
огорчают меня заботы.
Да и сила во мне
постепенно идёт на убыль,
С каждым днём для меня
всё в сравнении с прошлым хуже..
В тихой заводи чёлн
ни на миг не могу я спрятать:
Сам влечёт он меня,
не давая стоять на месте.
А пути впереди
так ли много ещё осталось?
И не знаю пока,
где найду для причала берег...
Людям прежних веков
было жаль и кусочка тени.
Мысль об этом одна
в содроганье меня приводит!
Перевод Льва Залмановича Эйдлина